Достигнув известного возраста, мальчики и девочки начинали смотреть друг на друга с непонятным волнением. Пробуждавшиеся чувства со временем становились все более определенными и неотступными. Наконец юноша находил предмет своих мечтаний. Почувствовав на себе его взгляд, девушка расцветала всей прелестью своего весеннего ожидания. Однако эта вечная тема далеко не сразу и отнюдь не всегда заканчивалась свадебным пиром.
Влюбленным на этом этапе нужен был всего лишь «рай в шалаше». Но их умудренные горьким опытом родители смотрели на дело несколько иначе. Они знали, что житейские бури быстро сносят все романтические «шалаши». Они хотели, чтобы брак принес в дом достаток и благополучие. И потому кандидатура возможного зятя или невестки рассматривалась на семейном совете со всех сторон. И часто итогом этого рассмотрения становился отказ.
Отказ родителей невесты был для жениха тяжелым, но не смертельным ударом. В случае, когда чувства молодых были сильны и взаимны, юноша при помощи своих друзей устраивал «умыкание», то есть похищение невесты. Это был древний обычай, корни которого уходили в языческие времена. Еще автор «Повести временных лет» монах Нестор, изображая дикие нравы древлян, отметил: «И брака у них не бываше, но умыкиваху у воды девиц».
Обычно девушка заранее знала об этом проекте и принимала в нем деятельное участие. Но иногда робость, страх перед родителями или иные мотивы удерживали ее от согласия на побег. И тогда жених увозил ее силой. Прожив вместе несколько дней в каком-нибудь укромном месте, они возвращались по домам уже фактическими мужем и женой. После этого родителям приходилось дать свое согласие на брак и тем самым замять скандал.
Однако случалось так, что жених-похититель, ближе познакомившись с достоинствами и недостатками невесты, отказывался от намерения вступить с ней в брак. Бывало, что родители ни за что не хотели породниться с «умычником». В том и другом случае приходилось обращаться с жалобой на похитителя к местному иерарху или его доверенным лицам.
Со времен святого Владимира вопросы семейно-брачного права на Руси решались церковными властями. Древнейший русский свод законов о браке, морали и половых отношениях – Устав князя Ярослава Мудрого – возник еще в середине XI века. Он служил важным ориентиром и в судебной практике XV–XVI веков. В отличие от аналогичных византийских законов, русские отличались снисходительностью к человеческим грехам.
Однако наказание было «комплексным» и состояло из трех приговоров. Первый приговор устанавливал размер штрафа, одну часть которого виновный должен был выплатить пострадавшему (обычно это была женщина), а другую – разбиравшему дело епископу. Помимо штрафа виновному назначалось духовное наказание – епитимья. Она могла состоять в лишении причастия на длительный срок, изгнании из храма, множестве поклонов перед иконой, строгом посте. Наконец, некоторые преступления семейно-бытового круга судились не только епископским, но и княжеским судом.
Но вернемся к истории с «умыканием», которая стала предметом рассмотрения церковного суда. В этом случае похититель должен был выплатить громадный штраф, половина которого предназначалась митрополиту, а половина – самой девушке. Штраф ожидал и всех тех, кто принимал участие в похищении. Помимо церковного суда этой историей мог заинтересоваться и княжеский суд. Тогда виновных ожидали новые неприятности. Понятно, что и сама девушка после такого скандала едва ли могла быстро найти себе нового жениха. Поэтому ее родителям следовало крепко подумать, прежде чем подавать жалобу властям. Вот как изображена эта ситуация в Пространной редакции Устава князя Ярослава Мудрого:
«Если кто умчить девку ..., если боярская дочь будет, за сором ей 5 гривен золота, а митрополиту 5 гривен золота; если будеть менших бояр, гривна золота ей, а митрополиту гривна золота; а добрых людей будет, за сором рубль, а митрополиту рубль; на умытчиках по 60 (кун) митрополиту, а князь их казнит».
Гривна золота равнялась по ценности 10–12 гривнам серебра или слитку золота весом в 160 граммов. Соучастники преступления, «умытчики», платили митрополиту по 60 кун. Эти архаические денежные единицы во времена Ивана III уже не имели практического значения. Их заменили иные, не сохранившиеся до наших дней тарифы. Равным образом, не следует буквально понимать и слова «митрополит». В конце XV столетия каждый из десяти епископов Московской Руси имел право вершить суд в пределах своей епархии. Митрополит имел свою собственную епархию, где также выступал в роли епископа. Однако епархии были очень велики, дороги плохи, а епископы немощны. Поэтому на практике судом и сбором штрафов занимались чиновники епископской канцелярии во время периодических разъездов по приходам.
На родине Ивана-дурака всегда было много молодцов, желающих в одночасье разбогатеть, женившись на боярской дочери. Единственным способом достичь этого было похищение (или принудительное овладение девушкой) со счастливым концом – женитьбой. Однако в том случае, если решившийся на это дело удалец оказывался человеком слишком уж нежелательным для невесты и ее родителей, его поступок из разряда «умыкания» переходил в разряд «пошибания», то есть изнасилования:
«Если кто пошибает боярскую дочерь или боярскую жену, за сором ей 5 гривен золота, а митрополиту 5 гривен золота; а меньших бояр – гривна золота, а митрополиту – гривна золота; нарочитых людей – два рубля, а митрополиту два рубля; простой чади (простым людям) – 12 гривен кун, а митрополиту 12 гривен, а князь казнитель».
Последние слова – «а князь казнитель» – обычно понимают так, что при необходимости исполнению приговора церковных властей содействовала княжеская администрация. Там же решался и вопрос о судьбе преступника, не имеющего средств для уплаты крупных штрафов за «умыкание» или «пошибание». Закон умалчивает об этом. Но, скорее всего, он становился холопом и должен был отработать долг.
Жизнь девушки до брака была полна искушений и опасностей. Но более всего она боялась остаться невостребованной или, проще говоря, «засидеться в девках». Виновными в этом часто оказывались родители, которые не смогли решить вопрос о приданом или оказались слишком привередливы в выборе жениха. Желая заставить родителей более ответственно отнестись к этому вопросу, Устав Ярослава грозит им крупным штрафом за невостребованную дочь:
«Если засядеть у великих бояр, митрополиту 5 гривен золота, а менших бояр – гривна золота, а нарочитых людей – 12 гривен, а простои чади рубль».
От родителей, имевших дочь «на выданье», требовалась большая житейская мудрость. Иногда они своей властью заставляли дочь выходить замуж за человека, которого она ненавидела, или, напротив, категорически отвергали горячо любимого ею юношу. У этого вечного сюжета мировой литературы часто бывал печальный коне:
«Если девка не въсхочет замуж, то отец и мати силою выдадут. А что девка учинит над собою, то отец и мати к митрополиту с виной».
Не вытерпев томительного ожидания, девушка иногда начинала свою собственную игру. Риск неудачи был велик, а ценой проигрыша становилась поломанная жизнь. Причем не только самой «девки», но и рожденного ею вне брака ребенка:
«Если же девка блядёт (ведет распутную жизнь) или дитя добудет (родит) живя у отца, у матери или вдовою будучи, пояти ее в дом церковный. Тако же и женка без своего мужа или при мужи дитя добудет, да погубит его, или свиньям бросит, или утопит ..., пояти ее в дом церковный, пока род не выкупит».
Этот загадочный «дом церковный» на деле представлял собой либо женский монастырь, либо какое-то исправительно-воспитательное заведение при монастыре. Когда первый гнев стихал, родители, как правило, старались забрать оттуда свою согрешившую дочь. Однако и в родном доме она несла церковное наказание. За умышленное убийство младенца церковные каноны позволяли лишить женщину причастия сроком на десять лет. Однако в реальности срок снижался до пяти и даже до трех лет. Помимо этого грешница должна была понести наказание за внебрачную связь с мужчиной. Но здесь необходимы некоторые пояснения.
Покаянная дисциплина средневековой Руси четко различала два вида греха. Первый – «блуд», то есть половая связь, при которой оба «партнера» не состояли в браке. Второй – «прелюбодеяние», то есть связь с женатым мужчиной или замужней женщиной. В первом случае виновные лишались причастия на семь лет, во втором – на четырнадцать. При образцовом поведении наказуемого (добровольный пост, отказ от вина, «милостыня» церкви) продолжительность епитимьи могла сокращаться.
Случалось, что родители отрекались от дочери-«блудницы» и она надолго оставалась в «доме церковном». Обычай отправлять согрешивших девушек в монастырь, откуда они зачастую уже не могли вернуться к обычной жизни, в конце концов мог превратить женские обители в нечто противоположное их назначению. Этот процесс стал заметным даже для иностранцев. Один из них, рассказывая о Москве в 1668 году, замечает: «У москвитян, у вельмож особенно, существует старая и очень подозрительная дружба и свобода сношений с монахинями, а у этих с ними. Оттого некоторые из них девицы лишь по названию, а на деле – бесчестные матери. Своих преступно зачатых и позорно рожденных детей они воспитывают так, чтобы, выросши, они обрекли себя затем на монашество».
Излишняя доверчивость девушки могла стать причиной и еще одной беды. Знакомый парень или холостой мужчина позвал ее зайти к нему в дом. Но там уже сидит целая компания веселых (и сильно подвыпивших) мужчин. Дверь за спиной захлопнута. Неосторожный визит заканчивается «толокой» – групповым изнасилованием. Глубокомысленный ученый может усмотреть здесь пережиток какого-то архаического группового брака. Однако несчастной жертве от этого, разумеется, не легче. Теперь ей остается либо молчать о происшедшем, либо жаловаться местному архиерею и начинать унизительный процесс:
«Если девку умолвит (зазовет) к себе кто и даст в толоку, на умолвнике (на том, кто зазвал) епископу 3 гривны серебра, а девице за сором 3 гривны серебра; а на толочниках (соучастниках) по рублю, а князь казнит».
Но самое ужасное заключалось в том, что потеря девушкой невинности, ставшая темой для всеобщего обсуждения, практически лишала ее возможности достойным образом выйти замуж. И если дочь богатых родителей могла надеяться на то, что хорошее приданое все же сделает ее желанной невестой, – то для «бесприданницы» не оставалось и этой надежды.
Но вот, наконец, родители жениха и невесты приходили к соглашению. В знак твердого сговора о скорой свадьбе совершался древний обряд «резания сыра». Невеста выносила на подносе сыр, ее отец разрезал его и раздавал всем присутствующим в доме. Казалось, что до свадьбы совсем недолго. Но случалось так, что некий «доброжелатель» рассказывал жениху или его родителям какую-нибудь историю, бросающую тень на честь девушки. Сомнения в ее невинности резко снижали «рыночную стоимость» невесты. Возмущенный жених устраивал скандал и отказывался от брака. В этом случае он должен был заплатить невесте 3 гривны «за сором», то есть за оскорбление, а также заплатить 6 гривен митрополиту и оплатить родителям невесты все убытки хозяйственного характера.
Разрезанный сыр становился зловещим символом. Случившегося не вернуть, как не соединить разрезанного. Никакие штрафы не могли исцелить душевное потрясение девушки, вызванное насилием или позором. Иногда отчаяние толкало ее на скользкий путь «уличной девки».
Цитируется по: Борисов Н.С. Повседневная жизнь средневековой Руси накануне конца света.
Источник: Злой московит
Иллюстрация: картина художника Горюшкина-Сорокопудова И.С.